[LeanhaumShee]

Пишет  Dorinmemo:

06.01.2013 в 04:06

Фройляйн. Автор Майя Присяжная

Если бы, детки, вы попросили меня рассказать о большой и сказочной любви, вы бы никогда не услышали этой истории. В ней много боли и столько лжи, что пробу ставить негде. Но если бы я мог поставить этот штамп, я бы жахнул со всей дури, выбивая емкую надпись «Сложно».
Эта история об одном человеке и его фройляйн.
Он был ее недостоин, а она никогда не догадывалась об этом. Еще в детстве его вырезали и пересадили в чужую жизнь; но он воспалился, и новая жизнь его отторгла как чужеродный организм. Она была его антибиотиком, антидепрессантом, его чудо-порошком вперемежку с петрушкой. Его фройляйн.
Он не делал разницы между женщинами, и любая Герда (Дженн, Труди) могла стать его королевой на ночь или на час, а после он крал для них полкоролевства (ну надо же было обеспечить их хоть каким-никаким жильем). К тому же отличный повод для вечеринки…
А дома ждала фройляйн.
У фройляйн были серые глаза и паскудный характер, зато не было гордости, когда дело касалось его. Он любил ее узкую спину, пухлую попку и хриплый утренний альт. У него были грешные глаза и руки в шрамах, и никто так не гладил ее стриженый затылок. И он пел, когда другие берегли дыхание.
Потом пропадал.
Потом находился в постели Герды (Дженн, Труди) и не думал о своей фройляйн. А фройляйн отвечала на сочувственные взгляды матерно, а на понимающие – усталым: «Все срослось, оставьте». Все срасталось. Потом рвалось, со стонами и криками, с порванными чулками, с прокушенными губами, с ногтями, всаженными в его кожу, и с его неизменным «gute Nacht, meine liebe Herrin».
Неправда, что она была глупа, неправда, что ослепла от любви. Приберегите эти оправдания для романтичных дур и блядей в публичном доме, которые так любят красивые сказки о любви, унижении и боли. Каждая из них вам расскажет похожую историю про похожую фройляйн.
Похожую, но не такую. Она не закрывала глаз, не лгала себе, не искала для него оправданий. Когда-то давно она самодовольно решила, что нужна ему. И пришвартовалась.
А самое смешное знаете что? Она действительно была ему нужна. Он пел песни Герде (Дженн, Труди), но писал их для своей фройляйн (едва ли она слышала треть). Без нее он быстро впадал в тягучие длинные депрессии, нудные и мрачные, как фильмы-нуар. Его умиляло, что она могла сражаться до вечера с наглыми типами, бороться с преступностью, спасать китов, ловить хулиганов и переводить бабушек через улицы, а вечером приходить, показывать очередную ссадину на ладошке и глупо говорить: «Бо-бо». Она его бесила, смешила, дразнила, сводила с ума. Он ревновал, курил, пел и уходил. И ему чертовски нравилось возвращаться.
Но знаете, однажды ему не стало куда возвращаться. Не для кого писать музыку. Некому целовать ладошки.
И это было больно.
А ей не было больно. Почти.
Герр старательно пил. Не выходило. Так бывает, когда становится слишком сложно. Он то собирался бежать к ней и орать под ее окном, как обезумевший кот («Мау-мау-мауууу»), то опускал руки и мечтал о том, что сейчас ему перережет глотку когда-то обманутая Герда (Дженн, Труди). Он жил в какой-то мерзкой белесой пустоте.
Однажды его принесло-таки в тот город, где жила его фройляйн. Он сам не понял как и оправдал себя приливом, ураганом, случайным сбоем в магическом поле Земли. Он дергался, он надолго застревал у кофеен, хотя ненавидел кофе. Но его фройляйн пахла кофе. «Интересно, а чем от нее пахнет теперь?»
Он растравливал свои раны, он не пытался уехать. Иногда пугал прохожих своим безумным «Мау-мау», но не искал ее. Может оно и к лучшему.
Не плачьте, не ерзайте на стульях, не кривите презрительно рот. В этой истории много боли и столько лжи, что пробы ставить негде. Но я бы поставил штамп «сложно», а не «безнадежно».
Как-то она налетела на него в толпе.
Что было потом? Потом все было сложно, но они привыкли с этим справляться. В конце концов, их секс был слишком хорош, чтобы от него отказываться.
Майя Присяжная

Он и она

Он сказал: "Мне нравятся многие женщины. Я не могу быть только с одной".
Она улыбнулась в ответ.
Он сказал: "Я сам по себе. Я свободен и никому ничего не должен".
Она закурила и опустила глаза.
Он сказал: "Мне нравятся женщины, которые понимают меня и ценят мою свободу".
Она ухмыльнулась и выдохнула струйку дыма.
Он сказал: "Давай проведем хорошо время, ты мне нравишься".
Она затушила сигарету и посмотрела ему в глаза. Он понял, что она не возражает.
Он спросил: "У тебя, наверное, было много мужчин?"
Она обняла его и сильнее прижалась к нему.
Он спросил: "Тебе хорошо со мной?"
Она закрыла глаза и поцеловала его.
Уходя утром, он сказал: "Все было здорово, только давай это останется между нами".
Она протянула руку и смахнула невидимую пылинку с его плеча.
Он сказал: "Я как-нибудь тебе позвоню".
Она кивнула и захлопнула дверь.
Он позвонил вечером того же дня.
Её не было дома.
Он дозвонился ей на сотовый только поздней ночью.
Она позволила приехать только через неделю.
Он спросил: "Ну, как ты развлекалась без меня?"
Она улыбнулась и предложила ему кофе.
Он звонил ей почти каждый день.
Она иногда просто не поднимала трубку.
Он приезжал к ней, когда она разрешала.
Она не объясняла, почему приглашения были такими редкими.
Он понял, что хочет быть только с ней.
Он нервничал, когда она не отвечала на звонки.
Он выходил из себя, когда узнавал, что её видели с другим.
Он хотел, чтобы об их связи знали все.
Она была против.
Он хотел, чтобы она была только его.
Он приехал к ней с огромным букетом алых роз.
Она приняла цветы, но попросила больше не приезжать без приглашения.
Он хотел попросить её стать его женой.
Она сказала: "Я сама по себе".
Он закурил, у него дрожали руки.
Она сказала: "Я свободна".
Ему вдруг стало холодно.
Она сказала: "Я никому ничего не должна".
Ему показалось, что сердце остановилось.
Она сказала: "И я не собираюсь что-либо менять"...

URL комментария